Ленни взволнованно засопел.
– Пущай только попробуют. Я им все кости переломаю… я… я их палкой.
И он забормотал что-то под нос, угрожая несуществующим кошкам, посмей они тронуть несуществующих кроликов.
Джордж сидел, завороженный собственной выдумкой.
И когда Огрызок вдруг заговорил, оба вскочили, словно их поймали с поличным. Огрызок спросил:
– А у тебя и впрямь есть на примете такое ранчо?
Джордж насторожился.
– Ну, положим, есть, – ответил он. – А тебе-то что?
– Я не спрашиваю, где. Это не важно.
– Само собой, – сказал Джордж. – Уж будь спокоен… Тебе его и за сто лет не найти.
– А сколько надобно уплатить?
Джордж подозрительно взглянул на старика.
– Ну… можно сторговаться за шесть сотен. Старики хозяева совсем на мели, старуха больна, нужно ее оперировать. Но тебе-то что до этого? Мы сами по себе, в наши дела не лезь.
Огрызок сказал:
– Оно конечно, я однорукий, от меня пользы мало. Руки я лишился на этом вот самом ранчо. Потому меня и держат уборщиком. И уплатили двести пятьдесят за руку. Да еще пятьдесят у меня накоплено, в банке лежат, готовенькие. Вот вам уже триста, а еще пятьдесят я получу в конце месяца. И я вам скажу… – Он всем телом подался вперед. – Может, возьмете меня? Моя доля – триста пятьдесят долларов. Само собой, пользы от меня немного, но я могу стряпать, смотреть за курами да копаться в огороде. Ну, как?
Джордж прищурился.
– Надобно подумать. Мы хотели купить ранчо только вдвоем…
Старик его перебил:
– Я напишу завещание и, когда помру, оставлю свою долю вам, потому как родичей у меня давным-давно нету. У вас, ребята, есть деньги? Может, купим это ранчо прямо сейчас?
Джордж с досадой сплюнул себе под ноги.
– У нас на двоих всего-то навсего десять долларов. – Потом добавил задумчиво: – Послушай, если мы с Ленни проработаем месяц и не потратим ни цента, у нас накопится сотня долларов. Вот уже четыреста пятьдесят. За эти деньги наличными старики наверняка уступят ранчо. Вы с Ленни устроитесь там и возьметесь за дело, а я подыщу себе место и заработаю остальное. А вы покудова будете продавать яйца, ну и прочее.
Все умолкли. Они смотрели друг на друга с удивлением. Они никогда не верили, что такое может сбыться. И Джордж сказал, едва дыша:
– Господи боже! Я уверен, что они уступят. – Он был ошеломлен. – Я уверен, что они уступят, – повторил он тихо.
Старик сел на край койки. От волнения он скреб ногтем культю.
– Меня искалечило четыре года назад, – сказал он. – Скоро меня отсюдова прогонят, вышвырнут, как только я не смогу подметать барак. Может, ежели я отдам вам, ребята, свои деньги, вы позволите мне копаться в саду, даже когда толку от меня никакого не будет, и я стану мыть посуду и смотреть за курами. Ведь я буду жить у себя дома и работать у себя, – сказал он с тоской. – Вы видели, чего они сделали нынче с моей собакой? Сказали, что от нее никому никакого прока да сама она себе в тягость. Когда меня выгонят… да лучше бы кто меня пристрелил. Но этого они не сделают. Мне некуда идти, и я нигде не найду работы. А пока вы, ребята, соберетесь купить ранчо, я получу еще тридцать долларов.
Джордж встал.
– Значит, решено! – сказал он. – Купим ранчо и будем там жить.
Он снова сел.
Теперь все сидели недвижно, завороженные заманчивой картиной, и мысли их уносились в будущее, к тем дням, когда все это свершится на деле.
Джордж сказал задумчиво:
– А когда в городе будет праздник, или бейсбольный матч, или приедет цирк, или еще чего… – Старик одобрительно кивнул. – Мы беспременно пойдем туда, – сказал Джордж. – Ни у кого не станем спрашиваться. Просто скажем: «Ну, двинули», – и двинем. Подоим корову, подбросим зерна курям и двинем.
– Но сперва зададим кроликам люцерны, – подхватил Ленни. – Я не позабуду их накормить. А когда это будет, Джордж?
– Через месяц. Обожди всего-навсего месяц. Знаешь, чего я сделаю? Напишу старикам, хозяевам ранчо, что мы его покупаем. А Огрызок пошлет сотнягу в задаток.
– Само собой, – сказал Огрызок. – А печь там хорошая?
– Печь что надо, можно топить хоть углем, хоть дровами.
– Щенка я тоже возьму, – сказал Ленни. – Ей-ей, ему там понравится.
Снаружи послышались голоса. Джордж быстро сказал:
– Но смотрите – молчок, никому ни слова. Только мы трое будем знать, больше никто. А то нас выгонят, и мы ничего не заработаем. Пусть думают, что мы собираемся всю жизнь ссыпать зерно, а в один прекрасный день возьмем свои денежки – и до свиданья.
Ленни и Огрызок кивнули, радостно улыбаясь.
– Смотри же, молчок, никому ни слова, – сказал сам себе Ленни.
– Джордж, – сказал Огрызок.
– Ну, чего тебе еще?
– Лучше бы мне самому пристрелить собаку, Джордж. Не надо было позволять чужому.
Дверь отворилась. Вошел Рослый, за ним Кудряш, Карлсон и Уит. У Рослого руки были в смоле, и он хмурился. Кудряш шел за ним по пятам.
– Я не хотел тебя обидеть, Рослый. Я просто так спросил, – сказал Кудряш.
– Уж больно часто об этом спрашиваешь, – отозвался Рослый. – Мне это давно уж осточертело. Не можешь уследить за своей вертихвосткой, а я виноват? Оставь-ка лучше меня в покое.
– Говорю же, просто так спросил, – повторил Кудряш. – Думал, может, ты ее видел.
– Велел бы ты ей сидеть дома, носа не высовывать, – сказал Карлсон. – А то позволяешь ей шляться по баракам. Глядишь, поднесет тебе подарочек, тогда поздно будет.
Кудряш круто повернулся к Карлсону.
– А ты не лезь не в свое дело, не то я тебя живо за дверь вышвырну.